Да, мой генерал. Будет исполнено, мой генерал.
Честно говоря, выложила анонс, чтобы перекрыть себе пути к отступлению вроде затягивания серии)) Сделаю, Катюш))

Вот и проверим, получится или нет...))

Кати уж сразу... Видела аннотацию??)) Какой уж там хеппи-енд??

Неее, ну это смотря с какой стороны посмотреть...)) Я бы сказала, что конец будет хорошим. Но не классическим хеппи-ендом.

ПРОЛОГ

Церковь Троицы в Нью-Йорке, великолепное старинное здание 18 века, в этот ясный осенний день была наполнена тысячами белоснежных благоухающих цветов – розы, лилии, орхидеи были сплетены в изящные букеты, украшающие, казалось, каждый дюйм огромного зала. В тишине, нарушаемой лишь громкими всхлипами матери невесты, раздался звучный голос жениха.
- Я, Майкл Стюарт, беру тебя, Лиллиан Евангелина Хэмптон, в законные жены, чтобы любить тебя и заботиться о тебе в горе и в радости, в болезни и в здравии, отныне и навсегда, покуда нас не разлучит смерть.
Невеста, сквозь густую сетку фаты взглянув на любимого сияющими обожанием глазами, эхом повторила слова клятвы, призванной соединить их перед Богом и людьми.

Священник, выждав положенные несколько минут, громко объявил:
- Властью, данной мне Богом, объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.
Майкл осторожно, стараясь не испортить замысловатую прическу, поднял фату и, улыбнувшись одними глазами, прошептал:
- Я люблю вас, миссис Стюарт.
Лиллиан смогла лишь восторженно кивнуть в ответ. Выразить ее чувства не смогли бы и все слова мира. Она лишь прильнула к его губам, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Приглашенные гости, без малого сто человек, восхищенно перешептывались, не уставая восторгаться молодоженами. Нельзя было смотреть равнодушно на эту пару, сияющую молодостью, здоровьем и красотой. Высокий, атлетически сложенный, темноволосый Майкл, одетый в безукоризненно сидящий костюм, а рядом с ним хрупкая очаровательная Лиллиан Евангелина с медно-рыжими волосами и ярко-зелеными, нестерпимо счастливыми глазами, в белом кружевном платье, похожая на фею из сказки. Кивая, отвечая на поздравления и пожимая руки многочисленных родственников и друзей, они смотрели лишь друг на друга.

На одном из задних рядов, рядом с пожилой полной матроной, одной из тетушек жениха, сидел мужчина, одетый в темную неброскую одежду. Во время всей церемонии он, подперев рукой щеку, пристально наблюдал за происходящим. Когда под звуки аплодисментов молодожены двинулись к выходу из церкви, губы его скорбно изогнулись, и он печально покачал головой. Крылья за его спиной затрепетали, когда он взглянул в лучащееся счастьем лицо новобрачной и прошептал:
- Будь счастлива, девочка. Пока можешь…
Матрона повернула голову в его сторону, и он едва не вздрогнул. Но она, прищурившись, взглянула на витражное окно, сквозь которое пробился тонкий лучик осеннего солнца, теперь плясавший на ее щеке. Поморщившись и едва слышно пробормотав что-то, она отвернулась.
Люди не могут видеть ангелов. Даже если это – ангелы-хранители.

У входа в церковь собрались вездесущие папарацци. Ведущая одного из самых популярных телеканалов, улыбаясь, вещала в камеру:
- Сегодня знаменитый теннисист Майкл Стюарт и Мисс Нью-Йорк 2005 года Лиллиан Евангелина Хэмптон поженились в церкви Святой Троицы. Таблоиды уже окрестили пару одной из самых красивых пар века, и прочат новоиспеченным супругам долгую и счастливую совместную жизнь. Мы же, со своей стороны, желаем мистеру и миссис Стюарт всего самого наилучшего. С вами была Кармен Нолан, телеканал ProNews.

В роскошном лимузине Лиллиан, прижавшись в мужу, восхищенно прошептала:
- Я так счастлива, милый… Так счастлива…
В уголках ее глаз показались слезы, которые Майкл осторожно вытер кончиками пальцев. Он вынул из серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского, и, открыв ее, наполнил вином  два хрустальных бокала. Протянув один из бокалов жене, он улыбнулся:
- Обещаю тебе, что ты будешь еще счастливее, родная.

Майкл не обманул Лиллиан. Следующие несколько лет были просто потрясающими. Один прекрасный день сменял другой. Казалось, что их жизнь лучше уже и быть не может, когда происходило что-то, доказывающее обратное. Существования друг без друга они не смыслили. Лиллиан сопровождала мужа во всех поездках – соревнования, сборы, отдых – везде они были вместе. Держащиеся за руки, улыбающиеся и очень счастливые.

С появлением маленькой Алисии, которое должно было еще больше сплотить их семью, все разительно изменилось…

Лиллиан, в коротких шортах и майке, без косметики, с волосами, собранными в хвост, стояла, облокотившись о кухонную тумбу, с телефоном в одной руке, и полотенцем в другой. Алисия, сидя в высоком детском стульчике и  громко распевая детскую песенку, увлеченно возила крошечной ладошкой в тарелке с кашей. Все свои игрушки она уже «накормила», и теперь они, перемазанные овсянкой, терпеливо ждали своей очереди, чтобы отправиться мыться вместе со своей маленькой хозяйкой.

- Надеюсь, это Рождество станет одним из самых лучших в нашей жизни. Лисси немного подросла, теперь мы сможем брать ее в поездки и снова станем везде бывать вместе. Собираемся поехать на праздники в Рио, - Лиллиан оглянулась, прикрыла трубку рукой, и, понизив голос, негромко сказала, - Точнее, Майкл хочет провести праздники в Рио – там намечается какой-то грандиозный карнавал. А я бы с большим удовольствием поехала в наш дом в Палм Спрингс и просто отдохнула бы от города и суеты. Но, ты же понимаешь, что для нас будет лучше поступить сейчас так, как хочет Майкл. Я чувствую себя виноватой потому, что все это время уделяла больше времени Лисси, чем ему… И теперь я должна сделать все возможное, чтобы… компенсировать недостаток внимания,  - казалось, Лиллиан хочет убедить не подругу, а саму себя в правильности такого решения.
- Конечно, дорогая, - Карен, лучшая подруга Лиллиан Евангелины, саркастически усмехнулась, - Ты родила ему ребенка, совсем забросила свою карьеру потому, что Майкл был против няни для Алисии, а теперь ты должна из шкуры выпрыгивать, чтобы угодить ему. Самодовольный эгоистичный мужлан – вот кто твой дорогой муженек, ты уж извини, что я так прямо, но ты моя лучшая подруга, и мне небезразлична… Лил, ты меня слышишь? – Карен замялась, - Прости, если я слишком уж резко высказалась. Лил?

- Ох, - резкая боль так внезапно скрутила Лиллиан, что у нее перехватило дыхание. В ее глазах потемнело, голова закружилась, чтобы не упасть, она вцепилась побелевшими пальцами в край кухонной тумбы, - Карен… , - очередной приступ боли заставил девушку опуститься на колени. Телефонная трубка, казалось, весила целую тонну – Лиллиан приходилось прикладывать все свои силы, чтобы удержать ее. Губы мгновенно пересохли, внутри, казалось, бушевал огонь. Не в силах больше сдерживаться, она застонала.
- Лил! Лиллиан, что случилось? – взволнованный голос Карен из трубки доносился до девушки, как сквозь вату.
- Мне плохо… - прошептала Лиллиан перед тем, как потерять сознание.

Когда девушка пришла в себя, она находилась в реанимационной палате. За окном было совсем темно. В изголовье ритмично попискивали приборы, от сгиба локтя тянулась прозрачная трубка к капельнице, возвышающейся над узкой больничной кроватью. Рядом, в глубоком кресле дремала Карен, в руке она крепко сжимала пластиковый стаканчик с недопитым кофе. Дверь приоткрылась, и в палату заглянула медсестра в белом накрахмаленном халате. Увидев, что Лиллиан очнулась, она подошла к постели и внимательно посмотрела на мониторы, записала показания и неодобрительно покачала головой.

- Что произошло? – как ни старалась, Лиллиан не смогла заставить свой голос звучать громче.
- Вас привезли на Скорой без сознания и с небольшим кровотечением. Поставили кровеостанавливающий укол. Завтра утром вам проведут несколько анализов, а когда будут готовы результаты, и доктор Келлер вам все объяснит, - девушка говорила очень спокойно, именно тем умиротворяющим тоном, каким разговаривают с детьми, стариками или тяжелобольными людьми. Она деловито вынула иглу из вены, перебинтовала руку Лиллиан и, поправив ее одеяло, тихонько вышла из палаты, притворив за собой дверь.
- Ну наконец-то наша Спящая красавица очнулась, - проснувшаяся Карен поерзала в кресле и поинтересовалась, - Как ты?
- С кем Лисси? – Лиллиан взволнованно попыталась сесть в кровати.

- Не волнуйся, - подруга ободряюще улыбнулась, и приблизившись, помогла девушке сесть, подложив под спину подушки, - Малышка с твоей матерью. Я вызвала Скорую, и сразу позвонила миссис Хэмптон. Она забрала Алисию. По-моему, они собирались отправиться в магазин игрушек и скупить там все, что можно. Так что можешь быть уверена, сейчас ты скучаешь по ней больше, чем она по тебе…
Через полчаса Карен отбыла домой, заверив подругу, что навестит ее завтра, и Лиллиан осталась одна. Проскучав некоторое время, она решилась выйти из палаты. В коридоре царила тишина. Постовая медсестра за стойкой читала журнал. Увидев девушку, она с готовностью подняла глаза и улыбнулась:
- Чем могу помочь? Вы плохо себя чувствуете?
- Я… - Лиллиан замялась, - Я просто… У вас есть бумага и ручка? – выпалила она.
Через 5 минут девушка уже сидела в своей палате, забравшись с ногами в кресло и укрывшись пледом.
- Если читать нечего, телевизор смотреть не хочется, а спать надоело – остается писать, - пробормотала она, снимая колпачок с ручки.

ДНЕВНИК
С детства он был свидетелем всего, что происходило со мной. Ему я доверяла боль и обиду из-за разбитых коленок и расцарапанных ладоней – от неосторожного катания на карусели в Центральном парке. Ему я доверяла боль и обиду из-за разбитого сердца и расцарапанной души – от неосторожного с ним обращения рыжеволосого веснушчатого мальчишки из параллельного класса.
Именно Дневник был молчаливым свидетелем моего первого «Люблю, люблю, люблю ЕГО больше всего на свете. И ничто не сможет заставить меня перестать любить…» Именно Дневник был (стал?) молчаливым свидетелем моего первого «Ненавижу, ненавижу, ненавижу ЕГО больше всего на свете. И ничто не сможет заставить меня перестать ненавидеть…»
С тех пор я привыкла доверять свои мысли и чувства именно бумаге. Как ни странно, именно бессловесная, аккуратно разлинованная (или в клетку, или с легкомысленно проштампованными розовыми сердечками на каждой странице – сколько их было с тех пор… Но суть от этого не менялась никогда) бумага хранила мои мысли, чувства, переживания… Никогда она не попросит твою помаду: «О, какая прелесть! Какой цвет (блеск, текстура – сколько их было с тех пор… Но суть от этого не менялась никогда)». А потому будет целоваться с твоим парнем ( не рыжеволосым и не веснушчатым – их было не так уж много с тех пор… Но суть от этого не менялась никогда) на твоих же глазах.

Почему я возобновила свои записи именно сейчас, лежа на больничной кровати? Клянусь, я не знаю. Почему я попросила пачку листков с наиглупейшим лозунгом какого-то наиглупейшего препарата: «Семь бед – один ответ! Нашпрепарат – и боли нет!» у постовой медсестры? Клянусь, я не знаю. Она удивилась так, словно я попросила у нее кусок метеорита из лунного кратера. Наверное, по ее мнению, я должна была попросить у нее запасной стерильный пластиковый стаканчик для сбора анализов. Или снотворное. Или средство от сенной лихорадки… Понятия не имею, что за симптомы у этой болезни. Каков патогенез и анамнез. Но, наверняка, тогда брови медсестры не взлетели бы вверх так удивленно…
Она удивилась, но порывшись минуту в недрах своего стола, выудила из него пачку листков – они лежали как раз между Историей болезни какого-то бедолаги и его же результатами анализов. Она протянула мне бумагу, и, подумав еще секунду, добавила еще и ручку. С тем же наиглупейшим лозунгом на гладко отполированном пластиковом боку. Вот только весь он не поместился, остался лишь огрызок, бесплатное дополнение к рекламному буклету и обязательной рекомендации лечащего врача: «Нашпрепарат: на семь бед – одни ответ!».
И вот теперь этот лозунг дополняет и украшает каждые несколько предложений в моих записях. Невольно спотыкаясь взглядом о буквы слогана, я вспоминаю о боли, ставшей причиной того, что я оказалась здесь. В этой палате. Безлико-унылой, как и все больничные палаты. Неважно, какие бешеные сотни долларов заплачены за каждые сутки пребывания здесь, и есть ли в ней обязательные атрибуты любойприличнойбольничнойпалаты – унитаз-биде-душевая кабина. Безлико-унылые жалюзи на окнах (пластик, только недавно поставили, +20 долларов к оплате за сутки). Безлико-унылая краска на стенах (экологически-чистая, цвет «экрю», отлично сочетается с цветом покрывала на кровати – «беж», и цветом обивки кресла – «сепия», только недавно окрасили, +30 долларов к оплате за сутки). Безлико-унылая мебель (хирургическая кровать от лучших производителей, прикроватная тумба от лучших производителей, кресло от них же, только недавно закупили, +25 долларов к оплате за сутки). Безлико-унылая… Нет, безлико-вежливая, мгновенно реагирующая на малейшее прикосновение в кнопке вызова в изголовье моей кровати, постовая медсестра (с приклеенной улыбкой, и холодно-равнодушным взглядом, «Итого 250 долларов в сутки. Как будете оплачивать – карточкой или чеком?»).

Невольно спотыкаясь взглядом о буквы слогана, я вспоминаю о боли, ставшей причиной того, что я оказалась здесь. Ее нет сейчас, как бы я не прислушивалась к своему телу. И чем дольше и тщательнее я прислушиваюсь, тем нелепее кажется мне мое присутствие здесь сейчас. Не дома, вместе с Лисси, уютно устроившаяся в мягком кресле, с очередным тоненьким томиком детских сказок (что лучше всего). Не в бутике Роберто Кавалли, примеряющая очередное шедевральное платье со стразами по 5 долларов за штуку (что весьма  неплохо). И даже не в модной кофейне на Манхэттэне вместе с Карен, пробующая очередной сорт зеленого чая (что тоже вполне сносно). А на жесткой больничной кровати, с дурацкими листками с наиглупейшим лозунгом вверху: «Семь бед – один ответ! Нашпрепарат – и боли нет!» (полный идиотизм, на мой взгляд).
Ладно, мне всего-то и нужно, что дождаться завтрашнего дня, чтобы выслушать доктора Келлера (готова поспорить, что она скажет что-то вроде «Вы переутомились, у вас авитаминоз, больше отдыхайте и гуляйте…»), и отправиться домой.

Доктор Эндрю Келлер, дородный лысеющий мужчина лет сорока,  прирожденный врач и великолепный хирург сидел в своем кабинете, озабоченно просматривая рентгеновские снимки, лежащие перед ним.

Его дед, отец и старший брат были блестящими юристами, посвятившими свою жизнь служению Фемиде. И судьба юного Эндрю, казалось, была предопределена заранее. После окончания школы мистер Келлер лично проследил за тем, чтобы его младшего сына приняли в один из лучших юридических колледжей в стране. Эндрю безропотно проучился 2 курса, затем пошел в Деканат, забрал документы, и в тот же день поступил в медицинский колледж. Сразу же после зачисления он записался на максимально возможное количество курсов по специализации, и стал завсегдатаем местной библиотеки. По окончании второго курса он устроился санитаром в службу скорой помощи, с мизерной зарплатой, но бесконечными возможностями наблюдать, учиться и совершенствоваться. Обычно, на то, чтобы стать опытным врачом, уходит десять-пятнадцать лет непрерывной практики. Молодой Келлер стал опытным врачом к окончанию колледжа. Получая заслуженное повышение за повышением, к сорока годам он стал заместителем Главного врача одной из самых престижных клиник, и был вполне доволен этой должностью. «Конечно, как и в любом другом месте, здесь не обходится без сложных ситуаций, но зато у меня есть возможность спокойно дописывать докторскую диссертацию. А это дорогого стоит…»
Сейчас доктор Келлер оказался как раз в такой непростой ситуации. Пригласив Лиллиан Стюарт к 9 утра в свой кабинет и усадив девушку в кресло, он придвинул к себе результаты анализов, и снова, уже в который раз, пересмотрел их. Вероятность ошибки была крайне низкой, хотя и не исключалась вовсе. За годы работы привыкший сообщать плохие новости и пациентам, и их родственникам, он сейчас почему-то испытывал затруднения. И дело было вовсе не в том, что сейчас перед ним сидела красивая молодая женщина. В ней было что-то такое, чего он не мог объяснить… Очень спокойная, она излучала уверенность в себе и вкус к жизни, что ли.

- Ну, так что со мной, доктор? – Лиллиан решилась первой нарушить затянувшееся молчание, - Авитаминоз и переутомление? Надеюсь, что все же не переутомление… Отдыхать мне особенно некогда, у меня двухлетняя малышка-непоседа. Крутится, как волчок, только и успеваю за ней бегать, - девушка улыбнулась, вспомнив хорошенькое круглое личико дочурки, и представив, как Алисия обрадуется ее возвращению. «Готова поспорить, что первое, что она у меня спросит – А что ты мне купила?»
- Ни то, и ни другое, - чтобы занять руки, нервно теребящие ручку, он принялся перекладывать бумаги на столе из одной стопки в другую.
- Уффф… - Лиллиан облегченно вздохнула, - Спасибо вам. Вы меня успокоили. А я-то уж перепугалась, что теперь придется делать кучу анализов, пить биодобавки и витамины, чтобы поднимать иммунитет, ну и прочие хлопоты, которые сейчас так некстати…
- Ни то, и ни другое, но гораздо серьезнее, - мужчина повернулся к экрану, висящему за его спиной, вставил рентгеновский снимок, и щелкнул переключателем, - Вот здесь, видите? Это опухоль. Боюсь, что злокачественная…
Комната бешено завертелась перед глазами Лиллиан, когда до нее дошел смысл сказанного доктором Келлером:
- У вас рак, миссис Стюарт, - он вздохнул, отведя глаза, - Мне очень жаль…

*Стопудово не подароК*
Спасибо, родная))
Очень приятно слышать.
Я очень старалась, но впрочем, ты же знаешь, КАК я старалась))
Теперь буду ждать вдохновения, чтобы писать дальше))

[Lizy]
Спасибо, Лизань))
Да, история печальная, и дальше просветов не намечается... Хеппи-енда не будет))

Спасибо всем за то, что читаете, и за то, что комментируете. Буду рада видеть вас тут снова))

Desu
Спасибо, Тонь)) Очень рада слышать, что тебе понравилось.